"Кошой" - завод для сладкой жизни

Когда-то, при Советском Союзе, в Киргизии было семь сахарных заводов. Республика полностью обеспечивала себя сахаром. На сегодняшний день завода только два, которые покрывают нашу потребность в сахаре чуть меньше чем на 50 процентов. Остальное приходится завозить (в основном из России).

Одно из предприятий, работающих, чтобы подсластить жизнь кыргызстанцев, находится в Сокулукском районе. Город Шопоков. Улица Ленина. Открытое акционерное общество "Кошой".

Пройдет совсем немного времени, и ОАО "Кошой" отметит вековой юбилей. Проектировалось предприятие в 1932 году как Новотроицкий сахарный завод. Закончилось его строительство в 1942-м, в самый разгар Великой Отечественной. Тогда же сахзавод выпустил первую продукцию.

Почему Новотроицкий? Потому что в суровые времена решением Сталина часть оборудования была эвакуирована из России. Почему теперь "Кошой"? Имя заводу дал персонаж эпоса "Манас". И название завод оправдывает на все сто. Он действительно напоминает богатыря невиданной силы и мощи.

С тех пор как завод частично переехал из России, утекло много воды – и в переносном, и в прямом смысле: производство сахара напрямую связано с водой. Как говорит нынешний директор предприятия Павел Николаевич Немченко (а он знает, о чем говорит), если крупнейший завод однажды прекратил работу – запустить его вновь, скорее всего, не получится. У "Кошоя" история другая. У него все получилось. Завод останавливался трижды. Последний раз возродился совсем недавно, обновился и сейчас работает лучше прежнего.

У "Кошоя" есть собственная ТЭЦ, которая раньше щедро делилась теплом с жителями Шопокова. Теперь не делится. Не потому что жадничает, а просто необходимость в этом отпала. Город отапливает себя сам. А "Кошой", как город в городе, живет самостоятельной, автономной жизнью.

Обойти все пункты и цеха, хотя бы одним глазком проследить за таинством превращения землистого цвета клубней в белоснежные сладкие кристаллы – полдня не хватит. До того, как сахарный песок будет расфасован в мешки и отправится на склад, потом – в магазин и далее, свекла подвергается удивительным трансформациям и проходит более десяти стадий обработки.

Вместимость свеклопункта, рассказывает его начальник Каныбек Толонгутов, - 100 тысяч тонн. Как выглядит эта цифра применительно к свекле? На огромной площади рядом с заводом – несколько высоченных гор серовато-белесого цвета. Для лучшей сохранности свеклу подбеливают: лежать ей здесь до заморозков, пока всю не переработают. Обычно у свеклопункта выстраиваются длинные очереди из грузовых машин. Сейчас середина ноября, так что очередей не наблюдается: основной урожай сахарной свеклы фермеры уже сдали. Да и урожай в этом году процентов на тридцать ниже обычного – засуха подвела.

Свекла принимается по 5900 за тонну. Тридцать процентов фермер получает деньгами, остальное – сахаром.

На свеклопункт заезжает грузовик. Свекла сразу не выгружается. То есть выгружается, но не сразу. Сначала сверху в кузов опускается гигантский хобот и вытаскивает оттуда энное количество свеклин. Им предстоит в специальной лаборатории пройти пробу на содержание сахара. Конкретно в этой свекле сахара четырнадцать с чем-то процентов. Это нормально, говорят сотрудники лаборатории. Бывает, конечно, и больше, но если бы и чуть меньше – не критично.

Здесь, в лаборатории, прежде чем протестироваться на сахар, свеклины первый раз моются. Потом их ожидает еще несколько помывок в самых разных водах…

На выходе из пункта приемки шумит бурный поток. Мощные струи воды гонят свеклу по каналу в сторону завода, попутно отделяя корнеплоды от камней и смывая оставшуюся грязь. Однако до полной очистки еще очень далеко. Но у этих водных потоков совсем другое предназначение и другая цель. Им главное – перегнать сырье туда, где с ним начнут наконец серьезно работать.

Процесс полностью автоматизирован. Люди нужны главным образом для починки оборудования, если оно вдруг выйдет из строя. Для контроля всей этой движухи (мозг человека все же совершеннее и надежнее машинного). Ну и для проведения необходимых анализов.

Люди здесь, кстати, работают такие, что гвозди бы из них делать. Это кажется нереальным: выдержать смену в жаре и духоте (там, где из сиропа выпаривается сахар, температура как в Ташкенте в середине июля), в страшном шуме и грохоте, постоянно на ногах… Но они выдерживают.

Итак, прямо на наших глазах происходят чудесные превращения. Вот только что в огромном котле, громыхая, перекатывались в очередной раз промываемые клубни – а вот они уже поднимаются по конвейеру в виде белой стружки. Вот в круглых стеклянных окошках, похожих на иллюминаторы в самолете, пенится и булькает какая-то жидкость – а чуть дальше опять по конвейеру движется субстанция, уже похожая на сахар.

Наконец миллионы, миллиарды белоснежных сладких крупинок автоматически ссыпаются в мешок, мешок сверху прошивается и отправляется на склад. Где точно таких, как он, - великое множество, штабелями от пола до высокого потолка.

А еще завод "Кошой" продает фермерам высокоурожайные семена сахарной свеклы, проводит обучающие семинары и снабжает желающих материалами по выращиванию свеклы. И свекловичный жом (отходы) реализует – жом идет на корм скоту. Его сейчас в специальных ямах – около 170 тысяч тонн. В России с жомом тоже работают – сушат, прессуют, гранулируют, отправляют за границу. У нас с отходами так не заморачиваются.

Как абсолютно точно подметил один из коллег, завод очень похож на живой организм. Он находится в постоянном движении. Он дышит. И на выдохе, как растение, выдает весьма полезный продукт. Кое-кто, правда, утверждает, что сахар – белая смерть… Но без него ведь несладко.