Эсенбюбю Молдокулова: Я верю в театр завтрашнего дня

На днях в "Вечерке" состоялся, можно сказать, небольшой концерт народной артистки Кыргызстана Эсенбюбю Молдокуловой, она спела несколько арий из известных мировых опер. Конечно, годы берут свое, но голос у оперной примы 70–80–х годов остался прежним - сильным, красивым. Он, казалось, не вмещался в обычном редакционном кабинете, рвался на простор, на улицу. И можно представить его звучание в театральном зале, где и акустика, и техника. Говорят, что прохожие останавливались возле здания редакции, когда Эсенбюбю Молдокуловна пела.

Но в "Вечерку" она пришла, конечно, не для того, чтобы порадовать журналистов своим пением. Мы пригласили Эсенбюбю Молдокулову, чтобы услышать ее мнение о громком скандале, случившемся не так давно на "Лебедином озере". Певица пятьдесят лет проработала в театре оперы и балета и, естественно, знает, как говорится, тайны мадридского двора. Тем более, как известно, она всю жизнь защищала артистов от нападок и могла даже возразить великому дирижеру Джумахматову.

Итак, почему ранее наш театр оперы и балета блистал постановками, а теперь больше гремит скандалами?

- А что вы хотите, если в театре сложилась такая невыносимая психологическая атмосфера, если вообще в стране такое, как бы помягче сказать, несправедливое отношение к культуре. Все в верхах в последние годы озабочены развитием бизнеса, создают преференции предпринимателям. Не спорю, экономика - это важно. Но только образование и культура делают народ и государство великими и помогают ему выжить. Это истина, которая подкреплена историей не только нашей страны. Помню, никогда в театре не пустовали ложи для руководителей республики, других высоких особ, а теперь им не до культуры, не до театра. И это очень показательный пример.

А то, что случилось на "Лебедином", можно было предвидеть. К этому все шло. Мои младшие коллеги неоднократно предупреждали администрацию театра, что так нагло с ними нельзя поступать, просили, чтобы им тоже платили за коммерческие спектакли. И это было бы справедливо, но когда тебя в упор не слышат, унижая тем самым, то их порыв объясним. Это отчаяние от бессилия достучаться до верхов, это и требование человеческого отношения к труппе.

Размер зарплаты явно не соответствует ни психологической, ни физической нагрузке артистов. Мы, конечно, тоже не купались в роскоши. Но сегодня они едва сводят концы с концами. Часть своей совсем не большой зарплаты многие оставляют в театральном буфете. Едят в долг, а потом расплачиваются. А в каких условиях живут! И после этого мы хотим, чтобы они творили, танцевали, пели с полной отдачей!

Я очень переживаю и за случившееся, и за все, что происходит с театром, который начал умирать после развала Союза из–за бездарных руководителей. Каждый вновь приходящий из них не помог ни театру, ни артистам. И, по–моему, особенно и не хотел. Были, например, распроданы другим театрам наши уникальные костюмы и декорации к спектаклям. Даже в Большом театре не было таких великолепных костюмов, в которых мы выходим на сцену. Москвичи, верите, завидовали нам! Все эти, без преувеличения, творения костюмера Анатолия Арефьева могли бы пригодиться и сейчас. И потом: они же - часть истории театра!

Может быть, в вас говорит обида? Известно, что театр не поздравил вас с юбилеем, который вы недавно отметили.

- И не только театр, но и Министерство культуры не вспомнило о нем тоже! Вот такая у нас культура во всем - и на сцене, и в жизни. Но я - человек не обидчивый, не тщеславный, пережила. И без их поздравлений добрых и искренних слов было сказано много. Хотя в этом театре я провела большую часть своей жизни - более пятидесяти лет. И можно по пальцам пересчитать дни, когда отсутствовала в нем за эти годы. И не было случая, чтобы у меня не было желания петь. Мы, артисты, жили наперегонки со временем, атмосфера творчества царила в театре. И именно наше поколение принесло ему славу, которая гремела начиная с конца шестидесятых до девяностых. Мы ведь много тогда и гастролировали. И если у нынешних руководителей театра, простите, не все с головой хорошо, если им, кроме денег, ничто и никто не нужен - ни бывшие, ни нынешние артисты, то творческого настроя в коллективе не будет. А театр - это прежде всего цех, творческая мастерская.

По своему опыту могу сказать, что артистам нужны стимулы, успех. Это и вдохновляет, и раскрывает массу профессиональных возможностей у человека. После случившегося президент страны пообещал поддержать артистов: повысить зарплату, выделить жилье. И это правильно, им нужно такое внимание со стороны государства.

Что же касается юбилея, то я его и не отмечала. Такие торжества никогда не любила. Как в шутку говорили мои друзья, мой звездный статус не отнял у меня сельской простоты. Мне больше по душе домашние и уютные посиделки, когда собираются самые близкие мне люди. А после вечера по случаю 60–летия моего мужа Хусейна Мухтарова вообще наотрез отказалась от подобных публичных мероприятий.

Почему? Что–то случилось?

- Да нет. Праздник прошел замечательно, наверное, даже чересчур. Был весь кыргызский бомонд, приехали известные деятели культуры из других стран. Хусейн был блестящим оперным певцом, его бас покорил даже московских зрителей. В тот последний день его рождения мы вместе с ним тоже много пели, дети аккомпанировали. У нас вообще музыкальная семья. Сын Данияр создал Чуйский камерный оркестр и дирижировал им. Старшая дочь - музыковед - защищает сейчас докторскую в Канаде по национальной музыке стран Центральной Азии. Каныкей, кстати, десять лет назад организовала джаз–фестиваль, который теперь ежегодно проводится в Бишкеке. Младшая - Чачыкей - единственный концертмейстер в балете нашего театра. Двое внуков получают музыкальное образование за рубежом.

Хусейн после своего юбилея вдруг тяжело заболел. До этого он никогда не жаловался на здоровье. Мне несколько человек тогда сказали, что его сглазили, я и сама не исключаю, что кто–то позавидовал нашему счастью.

Вы суеверный человек?

- Я верующий человек. Успокоение после смерти мужа и сына нашла в чтении Корана. Хотя и в молодости верила в предначертания Бога: что он послал каждому из нас, так и будет. Как бы ты ни старался что–то изменить в своей судьбе.

Считаете, что ваш голос - тоже Божий дар.

- Однозначно. Я родилась в небольшом селе в Таласской области, окруженном лугами с разноцветными тюльпанами, зарослями облепихи. Ну как не петь среди такой красоты! И, сколько себя помню, всегда пела. Хотя никто меня не учил, росла, можно сказать, сиротой. Отец не вернулся с фронта, мать позже вторично выдали замуж и забрали в другое село. С пяти лет меня воспитывала бабушка. К тому времени я знала несколько народных песен и пела их женщинам, которые сушили и обрабатывали табак в небольшом глинобитном сарае. Он и стал моей первой сценой.

Но прежде, чем взойти на театральные подмостки, я окончила медицинское училище. Конечно, там тоже всегда пела. На одном из городских конкурсов художественной самодеятельности я заняла второе место. Именно после него на меня, как мне сказали, обратила внимание даже министр культуры Кондучалова. И когда во Фрунзе приехали профессора из Москвы набирать молодых и одаренных людей для учебы в музыкальных и балетных училищах, вспомнили обо мне. Руководитель музыкального кружка после звонка из министерства вызвал меня к себе и спросил: "Хочешь быть певицей и учиться в Москве?". Конечно, говорю, хочу. Экзаменаторы из музыкального училища при консерватории имени Чайковского отобрали четверых вокалистов - меня, моего будущего мужа, Илеева и Мурзакматова.

Кстати, диплом медсестры мне очень пригодился. Днем я занималась вокалом, а ночью подрабатывала медсестрой: ставила капельницы, делала уколы. На одну стипендию невозможно было прожить, а поддержки ждать было неоткуда.

По окончании училища мне предложили продолжить обучение в консерватории, но я отказалась: бабушка была совсем старенькой. На прослушивании на сцене уже нашего театра оперы и балета я, кажется, впервые почувствовала себя певицей и выложилась полностью. И по одобрительному кивку головой главного дирижера театра Руттера поняла, что эта сцена станет моей.

Два творческих человека в одной семье - это сложно?

- Если честно, то в начале наших отношений мы часто находились на грани ядерного взрыва. И нам пришлось пройти долгий и трудный путь, чтобы соединить наши миры в один на двоих, чтобы вспыхнула любовь, и при этом сохранить собственное "я" в профессии. Мы часто работали с ним в одних постановках. А в 1975 году родился на свет наш замечательный дуэт. За шестнадцать лет своей исполнительской деятельности мы объездили весь Советский Союз, побывав во всех его республиках, а в некоторых - по нескольку раз, выступали и за рубежом. Запомнился прекрасный фестиваль оперных певцов тюркоязычных народов на Кипре.

А возможно быть одновременно ведущей певицей, матерью, женой?

- Будучи и мамой, и певицей, я отдавала очень много любви и семье, и публике, которую всегда должна была хорошо чувствовать и понимать. Очень помогал Хусейн. О таких мужьях, как он, женщинам приходится только мечтать. Хотя, не скрою, выходила за него не по страстной любви. Зато потом не могла дышать без него. Он великолепно готовил все. Но на мне были школьные воротнички, рубашки, уборка и так далее. И если в театре я надевала красивое платье, шикарные украшения, а он - смокинг и выходили на сцену, то дома были обычной семьей. Наверное, помогала и строгая самодисциплина.

Как удалось стать оперной примой?

- В этот процесс было вложено много труда и еще больше терпения. Я очень сильный человек и трудоголик. Как правило, одновременно была занята в десяти и более спектаклях. Горжусь тем, что спела сложнейшую партии Дездемоны из оперы Дж. Верди "Отелло", Софьи в "Петре Первом", Каныкей в "Манасе", Тотуи в "Токтогуле", Натальи в "Тихом Доне", Ярославны в "Князе Игоре", Татьяны в "Евгении Онегине" и еще в десятке других. Я перечислили названия опер не случайно. А потому, что все они звучали в театре. А теперь оттуда доносятся скандалы. Но я верю в театр завтрашнего дня. Многое в нашей жизни меняется, но не меняется главное - потребность в культуре.