Вирус никуда не исчез, с ним придется бороться
Получается, в Кыргызстане почти полгода сидели и ждали, когда к нам пожалует эта зараза, чуть ли не двери настежь распахнули, когда без обсервации пропустили первых инфицированных, прилетевших рейсами из стран, где уже были зарегистрированы первые случаи вирусной инфекции. Не запасались лекарствами и СИЗами, не перепрофилировали грамотно медучреждения и не строили мобильные клиники. По большому счету, закрыли всеобщий доступ граждан к медицинскому обслуживанию и оставили их один на один с различными болячками; не обучали персонал и не до конца убедительно внушали населению информацию об опасности заболевания, еще много разных "не", которые и привели к коллапсу системы и большому количеству жертв. Хотя многих больных можно было спасти.Что еще было не так и что необходимо срочно менять? Задаю вопрос членам научно–консультативного комитета по COVID–19, бывшему министру здравоохранения, профессору Талантбеку Батыралиеву и главному врачу клиники "Бикард" в Бишкеке, инвазивному кардиологу Дамиру Осмонову:
Нужно ли сейчас проводить расследование по каждому случаю смертей?
Батыралиев:- Конечно, это был неправильный подход, когда ограничили доступ пациентов к лечению. Будет очень интересно увидеть исследование, по каким причинам в период пандемии умирали люди в Кыргызстане, в том числе и от COVID.
Осмонов: - научно–консультативный комитет сразу предложил единый подход по регистрации, анализу, подходам к лечению и смертности, чтобы на каждого пациента по определенной схеме была заведена база данных с обозначением там сопутствующих заболеваний. К сожалению, этого сделано не было.
И это необходимо сделать не для того, чтобы кого–то наказать и преследовать, а чтобы очертить круг задач и сделать выводы, посмотреть на реальную картину и собственные ошибки.
Батыралиев: - В научно–консультативном комитете мы изначально били тревогу и еще в начале апреля писали, что для научных целей и улучшения тактики лечения необходимо делать вскрытия. Информация о вскрытиях пошла только в конце июля. По некоторым данным, вскрытий было не больше 30 процентов.
Что касается организации работы в условиях пандемии, то мне кажется, Совбез сделал очень глубокую и правильную оценку и дал четкие дальнейшие направления. Теперь все будет зависеть от их исполнения. Но у людей оправданно есть еще вопросы, которые до сих пор звучат в социальных сетях. Как должно было быть на самом деле? Почему мы днем и ночью не готовились к пику коронавируса? Почему умерли их родственники? Почему оказались закрытыми больницы? Почему были неэффективными первые протоколы лечения?
И все–таки, какой была главная ошибка?
Батыралиев: - В тех странах, в которых относились к COVID как к инфекционному заболеванию и открывали только инфекционные отделения и больницы, пациенты не получили медицинскую многопрофильную помощь. В европейских странах и в таких странах, как Россия, инфекционные больницы никто не открывал, а существующие превращались в многопрофильные.
В мае самой страшной по смертности была Италия. Как известно, туда на помощь поехали российские врачи, и среди них не было ни одного заболевшего, потому что они работали в четком военном алгоритме, когда в команде был даже специальный человек, который проверял, правильно ли одевают и снимают СИЗы при входе и выходе из "красной зоны".
Мы же отнеслись к COVID как к инфекции, и собрали всех пациентов в инфекционных отделениях и больницах. Моему другу при заболевании COVID стало плохо, ему было показано аортокоронарное шунтирование, но там, где он лечился, на это, к сожалению, не обратили внимание, ему не сделали ни кардиограмму, ни ЭХОграмму.
У нас очень поздно стали понимать, что COVID - это не только проблема пульмонологии. Любые наши предложения воспринимались в Минздраве в штыки. Но мы не критиковали, а опирались на современные данные.
Глядя на сегодняшнюю ситуацию, мы не извлекли уроков, а приняли решение вместо многопрофильных опять строить инфекционные больницы, потребность в которых после пандемии будет ослабевать еще и потому, что наши люди уже элементарно научились мыть руки, надеюсь, будет уменьшаться эта кошмарная толкучка в Республиканской инфекционной больнице. В турецкой Адане, например, есть инфекционное отделение на 100 коек, которое все время простаивает, а в городе проживает 4,5 млн. человек, но даже там эти койки не всегда заполняются.
Во время форс–мажора, наверное, трудно строить больницы и принимать взвешенные решения?
Батыралиев: - Нельзя принимать решения в паническом состоянии, как например, в Кыргызстане объявили и решили подготовить узких специалистов ускоренными темпами в течение года. Это нонсенс. По моим наблюдениям, таких специалистов надо готовить не менее пяти лет, а для этого необходимо создавать клинические базы. Переобучить и подготовить за короткое время можно только врачей с большим опытом, и то не всех, допустим, врачей–инфекционистов, иногда терапевтов. Нам не нужно много врачей на шестимиллионное население. Государство должно готовить себе кадры, делать централизованный набор. Во всем мире специализация - дорогое удовольствие. Для качественных медицинских услуг должна быть качественная подготовка кадров. Время и потребность заставляют нас менять имеющиеся стандарты.
Осмонов: - Я тоже категорически против такого подхода, потому что эпидемия или пандемия не меняет требований к качеству подготовки специалистов. Из–за пандемии мы не можем и не должны обучать какого–то специалиста быстро. Существуют мировые стандарты и продуманное время на подготовку той или иной специальности. Коронавирус не может укоротить или ускорить процесс обучения, который у нас и без того оставляет желать лучшего.
Частные больницы тоже были вынуждены открывать "красные зоны", какие были извлечены уроки?
Осмонов: - В "красной зоне" "Бикарда" работало три бригады, было вылечено около 50 пациентов, нуждающихся в специализированной помощи: COVID плюс сердце, COVID плюс инфаркт, плюс нарушение ритма сердца и т.п.
В начале хаоса в соцсетях писали, что мы теряем больных из–за обычного отека легких, который легко можно узнать с помощью стетоскопа. По опыту нашей клиники мы были вынуждены нарушать правила СИЗ, и я заставил своих сотрудников это делать, потому что коронавирус поражает в основном легкие, их нужно обязательно выслушивать, ведь картина меняется каждый день. А мы, кардиологи и кардиохирурги, не можем работать без стетоскопа, и у нас в практике не было ни одного случая отека легких.
Что касается результатов анализов, то многие говорят, что С–реактивный белок - это не особый показатель, но именно в нашей практике этот анализ крови показал, что он напрямую связан с активностью коронавирусного заболевания.
После коронавирусного заболевания, когда оно уже отдает на сердце, С–реактивный белок становится нечувствительным, потому что на первый план выступает уже не сам коронавирус, а воспаление. Воспаление в перикарде проявляется таким образом, что человек потеет, у него продолжается одышка, лежа, он чувствует себя хуже, а минимальная нагрузка вызывает у него выраженную потливость. Полагаясь на свой опыт, при обнаружении воспаления перикарда я назначаю противоспалительные средства, а в некоторых случаях - высокую дозу кардиомагнила или аспирина. Потливость резко уменьшается, проходит одышка, через две недели на проверке толщина перикарда уменьшается вдвое, и человек чувствует себя легче.
Поэтому людям, у которых после COVID через определенное время (через десять дней или две недели) продолжается одышка, потливость, тяжесть в груди, лучше обратиться к кардиологу.
Батыралиев: - Почему–то COVID у нас сразу стали больше заниматься инфекционисты и пульмонологи, сработали стереотипные привычки. Так было до тех пор, пока мы не поняли, что морфологически по локализации это только легкое, а фактически в большей мере страдают сосуды и вся сердечно–сосудистая система. В Англии, например, кардиология и пульмонология рассматриваются как одна общая торакальная служба. А у нас получилось таким образом, что при отсутствии многопрофильных больниц, COVID занимались только узкие специалисты и его воспринимали как инфекцию, при которой якобы задеваются только легкие, откуда и пошло повальное назначение антибиотиков. Хотя мы прекрасно понимаем, что нет какого–то конкретного противовирусного лекарства против COVID. Таким образом, разношерстный подход и школы создали нам новые проблемы в лечении и в организации службы оказания медицинской помощи ковидным больным. Пандемия должна полностью поменять наше сознание и изменить подходы к лечению в принципе.
Спасали ли онлайн–консультации и утвержденные временные руководства по лечению COVID? Какова его выявляемость в данное время?
Батыралиев: - Онлайн–консультации - это хорошо, но как можно оценить пациента только по разговору, например, если он в данное время находится в Баткенской области?!
Изменить критическую ситуацию в Италии помог приезд российских врачей, которые обеспечили многопрофильный подход при жесткой военной дисциплине. И не было никакой паники.
А что сделали мы? Метались в подборе антибиотиков, иногда одновременно назначали их в инъекциях и таблетированной форме, а в первое время, когда к нам приехали российские врачи, ревностно не подпускали их к пациентам.
Утвержденное временное руководство по лечению COVID - это лишь руководство к действию, но человек - не машина, его не вылечишь нажатием какой–то одной кнопки. Каждого пациента лечишь индивидуально, по идее, его должен лечить и вести один врач, необходимо соблюдать преемственность в лечении.
COVID сейчас выявляют только по обращаемости. Реальных же случаев, конечно, намного больше.
Автор: Елена Баялинова
