Айан Полстер: Музыка бывает лишь двух видов: хорошая и плохая

31 мая, в Малом зале Кыргызской национальной филармонии имени Токтогула Сатылганова состоится концерт джазовой музыки под названием "Нитка жемчуга". Бишкекчане услышат произведения великих джазовых композиторов и исполнителей: Глена Миллера, Дюка Эллингтона, Фрэнка Синатры, Луи Армстронга, Бэни Гудмэна, Лероя Андерсона. На сцену выйдут музыканты Государственного филармонического камерного оркестра Кыргызстана и гости из-за рубежа.

По приглашению руководителя филармонического оркестра Нура Омурбаева в Бишкек прибыл хорошо знакомый нашей публике американский дирижер, основатель и руководитель Киевского симфонического оркестра и хора Роджер Макмеррин. Сыграют на вечере также три тромбониста из Киева. Как джазовый вокалист на концерте выступит Дмитрий Шарабурин (Украина). И уже репетирует с нашим оркестром знаменитый американский дирижер, аранжировщик и тромбонист Айан Полстер. Он впервые прилетел в кыргызскую столицу. Накануне концерта Полстер нашел время, чтобы поговорить с корреспондентами "ВБ".

- Айан, принято считать, что джаз – музыка не для всех. Вы согласны?

- Вы знаете, в мире есть много музыки, о которой говорят, что она не для всех. Музыка, как еда, дело во вкусе.

- А как музыка вошла в вашу жизнь?

- Когда мне было лет семь, я постоянно слушал одну пластинку. На ней было записано всего три произведения. "Венгерская рапсодия" в исполнении Филадельфийского оркестра, которым дирижировал Леопольд Стаковский. "Рапсодия в голубых тонах" Джорджа Гершвина. И еще одна вещь, написанная для барабанщиков.

У моего отца в то время была аптека. Помимо лекарств, он продавал там пластинки. В те годы музыкальные записи можно было приобрести лишь в специализированных магазинах. Но отец считал, что это неправильно, что люди должны иметь возможность купить интересующую их музыку везде. Сам он интересовался разными направлениями. Он был слушателем. А вот мама была певицей. Дома все время пела, играла на пианино. Еще совсем маленьким мальчиком я видел ее на сцене в разных шоу. Музыка просто витала в воздухе нашего дома. И когда я уже пошел в школу, лет в десять начал играть на скрипке. Ее подарил дядя. Он сам играл на скрипке во время Второй мировой войны. Если не нужно было находиться на линии фронта, он играл на скрипке или занимался фотографией. А я играл на этом инструменте до 22 лет.

- А джаз? Вы всегда хотели его играть, или это желание появилось позже?

- Лет в двенадцать у меня появилось желание играть на тромбоне. Я пошел к лидеру школьного оркестра. Он взял листочек и написал какие-то номера. Это была обычная гамма. Он сказал: "Иди домой и занимайся!". У меня был тромбон и вот эти листочки с гаммой и пояснениями, как играть, как двигать кулису. Если же мне хотелось исполнить какую-то песню, приходилось делать это на слух, пока не поймаешь мелодию.

К джазу же меня приобщил школьный учитель музыки. Он сам писал музыку для того, чтобы такие начинающие музыканты, как я, играли на стадионах на футбольных матчах. Он постоянно о чем-то думал, записывал свои идеи, а уже через несколько часов у нас были новые ноты. Как-то на репетиции я сыграл свою партию совсем не так, как было нужно. Дирижер, конечно, разозлился. Сказал: "Если ты думаешь, что можешь сделать это лучше, возьми и напиши аранжировку сам!". Я так и сделал. Становился старше, писал больше. Когда мне было 12-13 лет, занимался на тромбоне по 6 часов в день. Параллельно играл на скрипке. Знаете, не было вокруг красивых девочек, играющих на скрипке. Все хорошенькие девчонки играли в духовом оркестре.

Таким образом, в 15 лет я уже мог называться профессиональным тромбонистом. Играл все. Это был цирк, балет, бурлеск-шоу. Играл и в симфонических оркестрах, и на улице. Однажды даже в кантри-коллективе. Обычно там только струнные. В тот период жизни у меня и развился особый слух.

- А какой зритель для вас был самым трудным?

- Самое тяжелое было, наверное, играть в ночных клубах, когда шло представление с комедиантом. Над его шутками никто не смеялся. Они были не смешные. Но все вокруг думали, что оркестр тоже в этом виноват. Или когда в четыре часа утра мне хотелось порепетировать, тогда начинались проблемы. А если серьезно, самым большим своим достижением считаю работу в оркестре Стэна Кентона. Как музыкант я получал большое удовлетворение. И это, кстати, стало по-своему отправной точкой. После я уже мог позволить себе играть и с Генри Манчини, и Нэлсоном Ридлом, который писал музыку для самого Фрэнка Синатры.

- Вам посчастливилось работать со многими знаменитыми американскими музыкантами, играть в известных оркестрах. Если бы вдруг представилась такая волшебная возможность перенестись в далекое прошлое и встретиться с кем-то из великих предшественников, кого бы вы выбрали?

- Пусть это и прозвучит самонадеянно, но мне все равно, что там было в прошлом. Единственное, чего я всегда хотел, о чем мечтал, так это принять участие в музыкальных гастролях, которые были так популярны в 30-е годы прошлого века, попутешествовать с теми джазовыми оркестрами. Это были переломные моменты в мире музыки. Мне бы хотелось нырнуть в то время, чтобы прочувствовать этот музыкальный исторический момент. До Луи Армстронга и Бэни Гудмэна никто ничего подобного не делал. Они изменили направление музыки. Мне бы очень хотелось в тот момент находиться рядом.

- А современная музыка?

- Скажу честно, я не особо воспринимаю музыку, которая звучит сегодня. Смотрите, когда в середине прошлого века появился рок-н-ролл, я очень много занимался, репетировал, постоянно находился в поиске - как написать еще лучше. А в рок-н-ролле в основном играется три аккорда. Любой человек, у которого была гитара и самоучитель, пролистав пару страниц, уже мог играть. С 50-х годов XX века по сегодняшний день в плане сложности, вариативности, креатива, наконец, ничего не изменилось. Это те же самые три аккорда. И возьмите великого отца или, если хотите, праотца всей музыки Баха...

Когда я слушаю музыку, то могу прочувствовать все нюансы. Как дирижер, музыкант, композитор понимаю, в каком ритме, какой тональности она написана и исполняется. А музыка, которая звучит сегодня, в ней по сути нет музыки как таковой. Если мы говорим о рэпе, где идет определенный ритм, то его истоки опять же в 20-х годах прошлого века. Когда мы слушаем музыку по телевизору, то видим костюмы, грим, особые эффекты. Эта картинка, безусловно, влияет на наше восприятие. Но лично меня это очень утомляет, становится скучно. Я хочу слышать музыкантов! Я привез в Бишкек аранжировки, мы репетируем с оркестром Нура и играем настоящую музыку. Бывает, музыканты, которые не очень хорошо поют, будто бы орут на зрителя. Знаете, как мать поет своему ребенку колыбельную? Так вот я хочу слышать со сцены пение матери своему ребенку, а не какой-то невнятный ор. Когда я хотел поорать, то возвращался домой и разговаривал со своей мамой или теперь уже с женой.

Если я слушаю музыку, хочу чувствовать ее глубину. Музыка должна менять человека, даже если звучит всего минуту. Когда мне грустно, она должна ободрить. Если счастлив, не должна делать грустным, сводить с ума.

- Раз вы играете джаз, значит, подавляющее большинство джазовых произведений вам нравится. А хотя бы одно нелюбимое есть?

- Много лет назад я научился одной вещи. Когда музыка тебе не нравится, не нужно ее судить, лучше просто зарабатывать деньги. Я проиграл в симфоническом оркестре 50 лет. Естественно, мне нравилось далеко не все. Были вещи, которые определенно не хотелось играть. Взять великого Бетховена. Из 9 его симфоний только в двух есть несколько отрезков, которые может играть тромбон. Как тромбонист, я бы желал, чтобы там все было написано для моего инструмента, но, увы, это невозможно.

- Когда вас пригласили в Бишкек, насколько быстро согласились? Чем вас заинтересовал данный проект с филармоническим камерным оркестром?

- Я давно сотрудничаю с Роджером Макмеррином. Он рассказал мне о Нуре, его оркестре, попросил написать аранжировки для произведений Фрэнка Синатры, которые будут звучать на концерте в субботу. Я подумал: "Будет классно приехать в Бишкек и поработать именно с этой музыкой. Смогу внести какую-то свою лепту, помочь музыкантам, у которых не было много возможностей приобщиться к такой музыке". Не помню, чтобы Фрэнк Синатра когда-нибудь приезжал в Бишкек?! Хочу поделиться с этим оркестром своим опытом.

- И каковы первые впечатления от общения с нашими музыкантами?

- Сделаю им комплимент. Музыканты очень стараются. Думаю, достигнем хорошего результата. Это новый для них стиль музыки. Ведь Баха мы играем одним образом, Брамса другим, Моцарта иначе. Нельзя Бетховена и Чайковского играть одинаково. Мы же сейчас берем совершенно новый джазовый стиль. В принципе те же самые ноты, но абсолютно другой характер музыки. Что иного в такой музыке для исполнителей, которые получили образование еще в Советском Союзе? В СССР все было очень строго. Это распространялось даже на такую музыку, как джаз. Но каждый джазовый музыкант играет один и тот же отрезок музыки по-своему. У него есть абсолютная свобода. И тут важно умение интерпретировать и импровизировать. В принципе есть всего-навсего два вида музыки: хорошая и плохая.

- До вашего выступления остается совсем немного времени. Есть еще над чем работать?

- Мы пока не до конца удовлетворены результатом. Здорово, что все работают как одна команда, единый механизм. Каждый человек в оркестре знает свою задачу. Движемся потихоньку, но в правильном направлении. Думаю, ни один музыкант не будет доволен, если завершим репетиции сегодня. Мы все знаем, что можем сделать лучше.

- Молодежь сейчас не очень-то жалует джазовую музыку. Если бы перед вами стояла задача переубедить парня или девушку, которые говорят, что не понимают и не любят джаз, что бы вы сделали?

- Молодежь все время ходит в наушниках. Сейчас наушники как одежда, часть образа что ли. Но если вы посадите девушку или молодого человека в зал и дадите ему шанс услышать настоящий живой оркестр без микрофонов и усилителей, уверен, им понравится. Это лучший рецепт. Проблема в том, что молодежь слушает громкую музыку. И это по большей части достаточно грубый стиль. Они идут на концерт какой-то группы и все равно оказываются окружены колонками. Это очень, очень, очень громко. Так можно и слух повредить. А если вы хотите, чтобы вас полюбили, нужно быть ласковым и нежным, а не грубым. Но... Громкая музыка - неотъемлемый атрибут молодости. От этого никуда не уйдешь. И я был молодым. Это сейчас у меня при таких звуках шарики за ролики заходят.