Александр Эбаноидзе: Чингиз Айтматов был последним властителем дум
В канун 85-летия со дня рождения Чингиза Айтматова своими впечатлениями о нем поделился главный редактор известного советского и российского литературного журнала "Дружба народов" Александр Эбаноидзе.
- В рамках прошедшей 26-й международной книжной выставки-ярмарки в Москве состоялся круглый стол, посвященный жизни и творчеству Чингиза Айтматова. Вы стали ведущим этой дискуссии. В современной России помнят об Айтматове?
- Помнят и любят. Айтматов в литературном сообществе занимал большое место, играл и играет важную роль. Я, как писатель и главный редактор журнала "Дружба народов", в котором был напечатан последний роман Чингиза "Когда падают горы", посчитал своим долгом почтить этого замечательного человека, участвуя в кругом столе. Айтматов много работал. И разные люди отдают предпочтение различным его произведениям. Но для меня особо дороги "Прощай, Гульсары", "Белый пароход", "Пегий пес, бегущий краем моря". Кстати, как-то у Айтматова спросили, какое из его собственных произведений нравится ему больше всего. Это оказался "Пегий пес...".
- Вы часто контактировали с Айтматовым?
- В последние годы - достаточно часто. В том числе в связи с публикацией романа. Чингиз помогал нашему журналу с организационными вопросами. Поводом для нашего общения было и его председательство в жюри международного конкурса "Русская премия" для писателей, работающих за пределами России, пишущих на русском языке. Я также входил в состав жюри. Так что судьба подарила мне радость частого общения с этим удивительным человеком, нашим добрым другом.
- А при каких обстоятельствах вы познакомились?
- Первое знакомство, представьте себе, не помню. Но первые контакты были связаны именно с заботой о журнале. О котором он так замечательно, остроумно сказал: "Сегодня "Дружба народов" – это единственная лошадка, на которой писатель малого народа может выехать в большой мир". Я эту фразу много раз цитировал. Она даже на каком-то нашем стенде была воспроизведена. Поскольку эта функция журнала действительно очень важна. Чтобы талантливые писатели, работающие в сопредельных с Россией странах, не оставались замкнутыми в малом языковом ареале, а через русский язык могли выходить и на большое пространство. Как, кстати, и сам Чингиз Айтматов вышел. Вспомним, за исключением первых его вещей, он почти все время писал на русском. Айтматов, как никто другой, знал: подобная возможность очень важна. Крайне неразумно ограничение такого божьего дара, как писательство, только рамками стран с населением в несколько миллионов человек.
- Каким Айтматов остался в вашей памяти в эти последние годы его жизни? Он казался уставшим?
- Это очень важный вопрос. И я должен очень ответственно мое мнение высказать. Нет, уставшим Чингиз Торекулович не казался…
Он как-то мне искренне сказал: "Я ничего не умею делать – ни в карты, ни на бильярде играть, ни машину водить, я умею только писать". Вот это было природное его предназначение. И всю жизнь он в полной мере реализовывал его. Может быть, возникали какие-то трудности в последних романах, когда он как бы оторвался от своей родной почвы. И, работая в Европе и увлекшись разными новейшими философскими идеями, чуть-чуть, как Антей, отошел от такой подпитки. Такое лично у меня было ощущение. Но очень показательно, что в последней вещи "Когда падают горы", где действие опять происходит на родине, в Киргизии, опять он вернулся к этой дарящей ему силу родной земле. И опять вернулось и то подлинно айтматовское писательское слово.
- Да, в отношении европейского периода жизни Чингиза Айтматова существуют разные оценки.
- В старой, мудрой, немного уставшей от мудрствований Европе вдруг объявился необыкновенно сильный свежий талант. Естественно, что стихийная мощь этого дарования привлекла всех. Известно, что в русской литературной среде некоторые критики любили, образно говоря, вылавливать блох в львиной гриве Чингиза. И иногда находили их, что никоим образом не умаляет айтматовское творчество. На Западе такая проблема была снивелирована, поскольку речь шла уже о переводах. Вспоминаю рисунок Кибрика к повести "Кола Брюньон", где изображен сам Кола,
французский крестьянин, и граф. Они стоят друг перед другом, и так выразительно показана земная, плотская мощь одного и такая, скажем так, утонченная хилость другого. Конечно, пусть оно и утрировано, но что-то в этом роде было и в появлении столь яркого дарования в старой Европе.
- Вы полагаете, это сказалось на особенностях его творчества?
- Мы, люди, имеющие самое прямое отношение к литературе и очень понимающие слово, наверное, чувствовали, что на данном этапе это творчество все же отличалось по силе стихийного выплеска от прежних замечательных повестей. Последние произведения Айтматова были как бы не совсем в его теме. Это я говорю к тому, что, как мне кажется, "Тавро Кассандры" и "Богородица в снегах" несколько слабее. И сам Чингиз, видимо, это тоже осознавал. И вот это понимание необходимости возврата к корням, а с другой - триумфальные торжества, приемы, награды и так далее, это, может быть, приводило к разногласиям с самим собой. Но, оставаясь мощным, сильным человеком и творцом, Айтматов, повторюсь, в своем последнем романе вернулся на родную почву.
- Получил ли этот роман резонанс в России?
- Он получил его еще до выхода в свет. Наш журнал обычно анонсирует предстоящие публикации. Я уже почти 20 лет в "Дружбе народов" и массу анонсов помню, в том числе произведений знаменитых в советские и последующие времена Даниила Гранина, Василя Быкова, многих других. Но только когда мы анонсировали "Когда падают горы" Айтматова, со всех сторон бывшего Союза посыпались звонки. Читатели не уставали спрашивать: "В каком номере появится, сколько еще ждать"?. Это были как какие-то сигналы с той Атлантиды, которая уже почти затонула. И то, что вся бывшая единая страна помнила и ждала айтматовское слово, произвело на меня поразительное впечатление.
Знаете, он, пожалуй, был последним писателем, о котором можно сказать, применяя старинное выражение, "властитель дум".
- Бремя столь колоссальной популярности не сказалось на его личностных качествах?
- Чингиз Торекулович был необыкновенно достойным человеком. У него в последнем романе есть образ снежного барса, который стареет в горах Тянь-Шаня. И вот он сам старел как-то царственно, величаво. В некрологе я так и написал: "Прощай, снежный барс литературы, прощай, Чингиз Айтматов!".
Он во всем оставался верен принципам, которые исповедовали и его герои. Его отзывчивость, настойчивость в решении проблем журнала "Дружба народов" остались в памяти как действия очень неравнодушного человека, подлинного литератора. Все это проявлялось и при отборе произведений на "Русскую премию". Помню, Чингиз позвонил прямо из Брюсселя, сообщил, что узнал о существовании в Алматы ранее неизвестного, но талантливого писателя Николая Веревочкина.
- Проводя упоминавшийся круглый стол, вы посетовали, что зал не был полон.
- К сожалению, в нынешние времена интерес к настоящей литературе уже не тот, что прежде. Но это не значит, что она остается невостребованной. У Рэя Брэдбери есть произведение о времени, когда книги исчезнут, но останутся люди - носители любимых ими текстов. Айтматов относится к тем писателям, чьи тексты всегда будут любить и передавать из поколения в поколение. Хотя, конечно, не хотелось бы, чтобы пророчество Брэдбери сбылось в буквальном смысле.
- Будем надеяться, что подобное никогда не произойдет. Тот же Чингиз Айтматов оставил нам такое богатое литературное наследие!
- Его произведения увидели свет на 163 языках. У него столько разноплановых произведений, столько творческих пиков, что это тоже большое достижение для писателя. И все его книги – из жизни и о реальной жизни, все его герои – они среди нас. Помню, как сам Чингиз рассказывал: шел он по Тверскому бульвару в Москве. Вдруг идущая навстречу женщина подошла к нему и сказала: "Я - Акбара". И пошла дальше.
- Нынешней осенью 85-летие со дня рождения Чингиза Торекуловича Айтматова будут отмечать и в Кыргызстане, и в России.
- Мы, конечно, тоже вспомним о нем. Я не раз бывал в Бишкеке. И в последний раз с такой радостью, даже не грустной, а счастливой увидел памятник Чингиза, стоящий напротив памятника Манасу. В раннем отрочестве в переложении я читал "Манаса". И для меня это осталось большим эстетическим впечатлением.
И вот этот великий Манас, и стоящий напротив него великий Чингиз – великолепное завершение замечательной жизни, яркого творчества и во многом человеческого подвига. Впрочем, творчество его по-прежнему с нами. Давайте так и будем помнить нашего прекрасного писателя, будем читать его книги и передавать их следующим поколениям.
