Милиция защищает, но не защищена

Защитники без защиты

На днях возле "Белого дома" во время очередного митинга с требованием лишить мандатов отдельных депутатов стала свидетелем просто удивительной сцены, красноречиво говорящей о сложившемся в обществе отношении к милиционерам, стоящим в оцеплении. Разъяренная тетка всю свою злость выместила на молодом милиционере: "Ты - шакал. Мы тебя кормим, одеваем, ты живешь на наши деньги. Я все равно пройду к "Белому дому".

По–хорошему, то есть по закону, ее сольный номер тянет как минимум на административное наказание. Но ни разу еще никто его не понес не только за оскорбление сотрудников милиции, которые, кстати, находятся при исполнении, но и даже за нападение на них. Достаточно вспомнить события апреля 2010–го. Сколько из стражей порядка получили тяжелые ранения, стали инвалидами, а несколько человек погибли. И никто не понес наказания. А безнаказанность приводит к вседозволенности. Что мы сейчас и видим во всем, и в частности в отношениях милиции и общества. Что по этому поводу думают сами сотрудники милиции? Почему в защитниках видят врагов? Почему сами защитники остаются без защиты? Об этом и многом другом наш корреспондент беседовала с начальником уголовного розыска столичного ГУВД Саматом КУРМАНКУЛОВЫМ.

- Судя по милицейским сводкам, преступники активизировались.

- Да, уровень преступности растет, а стало быть, наши дни и ночи становятся все напряженнее. Не успели порадоваться: хорошую группу, совершившую дерзкий налет на обменку, сняли, как снова произошло разбойное нападение. Не пойму, как можно было с выручкой почти семь миллионов сомов одним, без охраны ехать в банк? Сейчас за пятьсот долларов убивают. Я говорю о громком разбойном нападении на предпринимателей. На днях сотрудники ДПС и СВБ остановили "Ауди–100". На заднем сиденье лежали обрез 12–го калибра, маски, перчатки. Однозначно ехали на очередной разбой.

Многие приезжают из сел, совершают преступление, и обратно - в отчий дом. Бишкек - большой город, где можно быстро продать телефон, колеса, да что угодно.

- То есть растет уличная преступность?

- Не только. И тяжких убийств, изнасилований, разбоев становится больше. В прошлом году, например, было проведено расследование по 422 тяжким и особо тяжким преступлениям, а в этом году уже по 466. В прошлом году было расследовано 53 убийства, в этом - 57.

- Сколько преступлений совершается в столице за сутки?

- В течение суток в Бишкеке умирают десять–пятнадцать человек. Это и насильственная смерть, и ненасильственная. Совершается, бывает, до 25 краж. Обычно - не менее пятнадцати. Плюс к этому два–три грабежа.

- И каков средний возраст нарушителей закона?

- В основном до сорока. Уличные кражи, грабежи в большинстве случаев совершают молодые. А тяжкие преступления - люди постарше.

- И на все успеваете выезжать?

- Конечно. Сейчас делается акцент на профилактику преступлений, а потому усиливают наружные службы, например ДПС, хотя основная нагрузка, считаю, падает все–таки на оперработников. Правда, два месяца назад министр выделил оперативной службе еще пятнадцать штатных единиц, чтобы усилить ее. Но в ГОМах не хватает оперуполномоченных. ГОМ - это, по сути, отделение милиции. Сейчас в них по семь–восемь оперработников, а территория обслуживания ГОМов очень большая. В каждом должно быть по двадцать сотрудников. Тогда горожане были бы больше защищены.

- По какому принципу отбираете сотрудников в угро?

- Перед выпуском курсантов Академии МВД направляют в РУВД человек десять–пятнадцать, в уголовный розыск. Четыре месяца они проходят государственную практику. По ее итогам и берем. А вообще у тех, кто хочет работать с нами, глаза, как говорится, горят. Видно, что человек рвется в нашу службу. Меня недавно спросили, когда я последний раз ходил с женой в театр. И стыдно сказать, никогда. Потому что девяносто восемь процентов своего времени я отдаю работе. Например, чтобы поймать одного вора, надо установить круг его друзей, где проживает он и его родители, с кем общается. И, бывает, зачастую сутки, двое–трое сидишь возле его дома.

- Угро считается милицейской элитой. И какая зарплата, если не секрет?

- Не секрет: двенадцать–тринадцать тысяч сомов. А вы что думаете, пятьсот долларов, что ли?

- Почему люди жалуются именно на угро. Говорят, что добывают признания любой ценой, вплоть до пыток?

- Это уже в прошлом. Сейчас неправительственные организации, прокуратура вместе с министерством строго следят за этим. Уволены несколько следователей, оперуполномоченных, которые задерживали якобы преступников и вели уголовные дела в отношении их. Но в суде все их обвинения рассыпались.

Сейчас такого нет. И сотрудники понимают, что грозит им за это в лучшем случае увольнение. Да и задержанные сейчас отлично знают свои права. Говорят: "Командир, я сижу у вас уже три часа - либо закрывай меня, либо отпускай". Раньше оперуполномоченный мог написать рапорт, и человека на месяц закрывали в приемнике–распределителе по подозрению в совершении преступления. Сейчас такого нет. За прошлый и этот год в отношении пятидесяти оперуполномоченных заведены уголовные дела. При задержании, не исключено, сотрудник угро применил оружие или задержал преступника, убившего соседа или жену, причем сто процентов улики против него, сам дал признательные показания. Но в СИЗО он пишет заявление, что он не убивал, а признания у него якобы выбили под пытками. И в отношении оперработника возбуждают уголовное дело. Из профессионала, который ловит преступников, делают преступника.

Шумиха, поднятая правозащитниками по поводу защиты прав задержанных, не идет на пользу дела: они, дескать, ангелы, а все милиционеры якобы сволочи. А потому "ангелы", которые грабят, убивают, строчат, что, мол, менты такие–сякие посадили незаконно. И им верят. Сколько раз ходил к прокурорским работникам, которые почти по каждому такому заявлению возбуждают уголовные дела, объяснял ситуацию, но преступникам сейчас верят больше, чем мне, начальнику уголовного розыска столицы. Это нонсенс. Мои подчиненные раскрыли преступление, дело передали в суд, а их самих вызывают на допросы. Их обвиняют в превышении служебных обязанностей. И представьте себе состояние такого сотрудника, который рисковал жизнью, задерживал преступника, а до этого проводил месяц, а то и два оперативные мероприятия по поимке бандита.

Конечно, наказывать, и очень строго, надо, если действительно били и вымогали. И такие пока есть. Но мы и сами от них стараемся избавиться, потому что люди гнилые, с такими рядом страшно работать. Но нельзя все–таки на всех сотрудников милиции, и, в частности, уголовного розыска, вешать всех собак. Сложился уже стереотип: если ты сотрудник милиции, значит, палач, вымогатель и взяточник. Причем слышишь это от людей, которые ни сами, ни их родные или знакомые с милицией никоим образом не соприкасались.

- И почему, на ваш взгляд?

- Потому что это вдолбили в голову людей и продолжают вдалбливать. Я еще раз повторяю: превысил мой сотрудник свои должностные обязанности - должен отвечать. А сейчас идет массированная дискредитация милиции. И сотрудники милиции, и, в частности, угро, остаются незащищенными.

Я вообще давно предложил передать органам прокуратуры раскрытие особо тяжких преступлений - убийств, изнасилований, грабежей. Так было при Союзе. Тесное взаимодействие сотрудников милиции и прокуратуры в расследовании преступлений было бы только на пользу дела. Мы вкалываем, мотаемся ночь–полночь. Бывает, на наших глазах убийца в окровавленной одежде выбрасывает нож, а потом сидит перед нами и внаглую заявляет: он не убивал, и мы ему, мол, шьем дело.

Или помните нашумевшее преступление - изнасилование девочки двух с половиной лет. Мы в течение недели установили, задержали преступника, и он начал рассказывать в подробностях, как насиловал малышку. Кровь в жилах стынет от таких подробностей. Думаю, что такие тяжкие преступления надо расследовать совместно с прокуратурой, как при Союзе. На убийство выезжали вместе. Был тогда дежурный прокурор. Прокурорские работники давали поручение доставить этого негодяя, и опера доставляли. И прокурорский работник своими глазами и по материалам видел: вот он, убийца!

И этот негодяй понимал: соврать ему не удастся, что якобы его пытали и так далее. Поэтому чтобы было больше справедливости и в отношении сотрудников милиции, и в отношении подозреваемых, обвиняемых, я предлагаю передать уголовные дела по особо тяжким преступлениям для расследования в прокуратуру.

- Но вряд ли прокурорские работники взвалят на себя такую тяжкую ношу.

- Естественно, они не хотят. А если бы они подежурили с нами, пообщались с преступным миром, может, и отношение к нашей работе у них изменилось. Может быть, нам стали бы больше верить, чем преступникам.

- Но на теле подозреваемых остаются следы побоев.

- На какие только ухищрения не идут задержанные по подозрению в совершении какого–то преступления: в камере с разбега бьются о стенку. Мол, оперативники избили, и пишут заявление. У оперативников возникают проблемы. Или при задержании начинают сопротивляться, специально провоцируют на применение силы, а потом пишут заявление: избили, подбросили и так далее. Допустим, убегая, преступник упал и сломал руку, но, уверяю вас, это повесят на сотрудников милиции.

- Кстати, привлекался ли кто–то к ответственности за то, что поднял руку на сотрудника милиции?

- Ни одного дела не было возбуждено ни в этом, ни в прошлом году. Вы думаете, почему на машинах ДПМ поставили видеорегистраторы? Отнюдь не для того, чтобы контролировать действия сотрудников милиции, а чтобы защитить их от необоснованных обвинений.

Говорят, при аппарате омбудсмена создается отдел, который будет отстаивать интересы сотрудников милиции. Ведь большинство из них своей жизнью рискуют, чтобы защитить других. И это не громкие слова, это наша реальность.