Бахадыр Бебезов: Менталитет помешает трансплантологии

Профессор кафедры госпитальной хирургии КРСУ Бахадыр Бебезов и его коллега кандидат медицинских наук Нурлан Мамашев вернулись из Беларуси, где проходили стажировку в Республиканском центре трансплантации органов и тканей. Чему научились, с какими мыслями вернулись, рассказал сегодняшний гость нашей редакции профессор Бебезов.

— В 2008 году молодые хирурги (я их так называю потому, что директору такого центра всего 42 года, его коллегам и сорока нет) обратились к президенту Лукашенко, сказали, что в стране надо выполнять и пересадку печени, так как больных очень много. Президент их понял. Была создана программа по трансплантации печени, а 15 человек — хирургов и операционных медсестер — отправили в Европу учиться. А когда они вернулись, то сделали первую пересадку печени. И за четыре года сделали такой скачок, что стали лидерами по пересадке органов в странах СНГ.

А пациенты к ним приезжают из Израиля, Украины, Казахстана и других стран. По крайней мере, когда мы были там, то общались с больными. Белорусские трансплантологи успешно провели пересадку печени экс–председателю израильской разведки Моссад. В Америке, Израиле ему отказали, и он приехал в Минск, где ему блестяще сделали операцию.

Что очень понравилось: команда работает как часы. Каждый ее член четко знает свои функциональные обязанности. Операции по пересадке, как правило, идут во второй половине дня или вообще ночью. Пока появляется донор, оформляют документы, делают забор органа, приглашают реципиента, человека, которому подходит этот орган, проходит время, и служба разворачивается к вечеру или вообще к ночи.

Мы присутствовали на пятнадцати операциях по пересадке почек и на пяти по пересадке печени. Техническая сторона вмешательства, конечно, сложная, но она выполнимая. Но вот организационные моменты в плане забора органа и другие для нас пока невыполнимы. У нас есть закон, по нашим национальным традициям, менталитету вряд ли возможно будет сделать пересадку органа: забрать у умершего пациента, допустим, печень, и пересадить ее другому. Поэтому если делать у нас пересадку, то только родственную. Или если, например, нужно пересадить печень ребенку, то можно взять два ее сегмента у родителей, брата, сестры. Если же в этом нуждается взрослый человек, то надо отдавать родному правую долю, поскольку она чуть больше. А все это сопряжено с большим риском для обоих пациентов.

— То есть вы хотите сказать, что пересадка органов от умерших уже людей у нас нереальна?

— На мой взгляд, только от родственника к родственнику. Но в этом случае появляется, как я уже сказал, еще больше ответственности, так как надо контролировать здоровье и донора, и реципиента. Родственник, отдавший полпечени, тоже рискует. Да и трансплантологам нелегко: надо так резецировать печень, чтобы не повредить ту половину, которая остается. Здесь необходимо современнейшее оборудование, которое стоит не менее ста тысяч долларов.

— Разумнее все–таки взять орган у умершего, меньше проблем...

— Весь мир так и делает. Что касается проблем, то я не сказал бы, что их меньше. Судя по стоимости операции по пересадке печени от умершего человека, процесс это очень сложный.

— Кстати, сколько стоит пересадка?

— В Европе — двести пятьдесят тысяч евро, в Израиле — около двухсот, в Минске — девяносто, для граждан Беларуси — бесплатно. Самая дешевая операция, выходит, в Минске. Но не менее важен и послеоперационный период — реабилитация. Необходима иммуносупрессивная терапия, которая стоит огромных денег. Если ее не проводить, случится отторжение пересаженного органа. Это одно из самых страшных осложнений.

В Беларуси есть карта динамического наблюдения за пациентами, которым сделали пересадку печени или почки. Кстати, там проводят трансплантацию и поджелудочной железы.

— Нам об этом и мечтать не надо?

— Ну почему же. В принципе это решаемый вопрос.

— Можете сказать, сколько людей, хотя бы приблизительно, нуждаются в пересадке печени.

— Сложно сказать. Но всем пациентам с циррозом печени она необходима. А смертность от цирроза растет. Все пациенты с вирусными гепатитами — претенденты на пересадку. А их сотни тысяч. У нас, в Кыргызстане, два человека живут с пересаженной печенью. Операцию они делали в Китае.

Повторяю, сделать пересадку можно. А что потом? Как наблюдать, кто это будет делать? В законе о трансплантации органов и тканей это четко не прописано.

— Нужна лаборатория, в которой можно определить, какова концентрация препарата в крови, сколько добавить, чтобы не произошло отторжение. Так?

— Совершенно верно. Нужна лаборатория типирования, чтобы определить, подходит орган или нет. Кстати, при пересадке печени не нужно проводить типирование. Печень — просто уникальный орган: совместимость определяется только по группе крови.

В год в Республиканском центре трансплантологии органов и тканей в Беларуси делается 50–60 пересадок печени и 150 почек. А перед нашим отъездом там открыли новое отделение по пересадке сердца, легких в комплексе. Но это все благодаря тому, что государство оказывает огромную поддержку.

— А вы как оказались в Минске?

— У нас встречаются пациенты, которых мы оперируем, но им необходима пересадка. И таких пациентов все больше. И мы с моим коллегой Нурланом Мамашевым поехали посмотреть, как это выполняется, какие организационные сложности приходится преодолевать, поговорить о лечении наших пациентов за рубежом.

Вопрос о пересадке встанет и у нас не сегодня, так завтра. Поэтому, можно сказать, что мы были на стажировке. Параллельно с нами проходили стажировку восемь хирургов и сестер из Казахстана, где уже в трех центрах выполняется пересадка почки. Мы тоже можем проводить такие операции, но нужна современная лаборатория, чтобы определить совместимость органов перед операцией и для послеоперационного ведения пациента.